Ссылки на предыдущие части доступны в прошлых материалах.
Часть шестнадцатая: Ты помнишь, как всё начиналось?
Совершенно случайно мне пришлось познакомиться с остатками, как позже говорили, первой советской номенклатуры. Они вовсе не показались мне «обломком сталинизма». Отнюдь. Но не они причина вписать этот дом в городские тома истории. На скрижалях дом на улице имени первого космонавта Земли останется потому, что здесь даже не на сутки, всего на несколько часов, но останавливался, ел, пил, пел и читал стихи один из самых свободных творческих людей советской эпохи — артист, поэт, бард Владимир Высоцкий.
В Архангельске бывали многие советские поэты. Некоторые оставили о себе весьма пикантные воспоминания. «Рэволюциённый» пиит с псевдонимом Демьян Бедный на полвека припечатал наш город строками, ставшими нарицательными: «Архангельск — доска, тоска и треска». Зараза!
Бывал в нашем городе Сергей Есенин. Руку к этому вояжу приложил поэт Алексей Ганин. Друг Зинаиды Райх настоял на поездке по местам детства: в Вологду и к Белому морю.
В ту самую поездку между Сергеем Есениным и Зинаидой Райх вспыхнули такие страсти, что дело дошло до венчания. Зинаида отправила отцу телеграмму: «Венчаюсь. Вышли сто рублей». Деньги пришли. Купили кольца. Небольшая старинная церквушка на берегу реки. Не в Вологде и не в Архангельск. Между. Но ближе, всё-таки, к нашему городу у Белого моря. Свидетели — Алексей Ганин да местные крестьяне. Тогда же путешественники из-за Зинаиды «едва не расплевались в пух и прах». Ганин посвятил молодым «Русалку». Своеобразное неприкрытое признание в любви к Райх.
Страсти поутихли после того, как было решено исполнить настойчивую просьбу Есенина: в Архангельск!
В город на Северной Двине «разбойник кудрявых полей», «задрав портки, бежавший за комсомолом» рвался настойчиво. Почему? Причина в «учителе жизни» его юных лет. Поэт Николай Клюев, с которым Есенина связывали в молодости крепкие узы, будучи сам родом из Олонецкой губернии, ввёл ученика в историю поморских староверов. Тех, кто бежал на Русский Север вслед за духовным отцом Протопопом Аввакумом, взбунтовавшимся против известного на Руси середины XVII раскола христианства патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем, изгнанным в Печору, на Крайнем Севере и убитом…
Любопытно было Есенину, отчего староверов так много в ближнем круге того же Сталина: Ворошилов, Маленков, Молотов… Калинин вообще родился в староверческой семье.
Только спустя месяц путешественники вернулись в Питер. Страсти Райх и Есенина поутихли. Зинаида и Сергей стали жить «не мешая друг другу», раздельно. Был ли это «курортный роман» или нечто иное, навеянное теорией Колонтай «о полупустом стакане», уже никто не скажет. В Архангельске и место-то не могут найти, где останавливалась слегка экзальтированная питерская троица…
Зато весь город знает, как «гудел» в нашем городе популярный советский поэт времён «Оттепели» Евгений Евтушенко. Генеральское семейство, перебравшись в Москву, оставило в генеральской квартире молоденькую девочку. Будущего мэтра Архангельского телевидения. Квартира хороша. Радиола современна. Пластинок много. Архангельской юности, ещё не разделённой на «золотую» и «трудовую» молодёжь, было, где разгуляться. Вот в ту компанию и затесался Евтушенко Александрович Гангнус. Завис так, что на черепе из «анатомки» Архангельского мединститута, какой приволокли для антуража студенты лечебного факультета, известный московский пиит начал писать своё знаменитое архангельское стихотворение.
БАЛЛАДА О СТЕРВЕ
Она была первой, первой, первой
Кралей в Архангельских кабаках.
Она была стервой, стервой, стервой
С ликом серебряным на коготках.
Что она думала, дура, дура,
Кто был, действительно, ею любим?
Туфли из Гавра. Бюстгальтер из Дувра.
И комбинация из Филиппин.
Когда она павой, павой, павой,
С рыжим норвежцем шла в ресторан,
Муж её падал, падал, падал
На вертолёте своём в океан.
Что же молчишь ты? Танцуй, улыбайся!
Чудится ночью тебе, как плывёт
Мраморный айсберг, айсберг, айсберг
А внутри его — тот вертолёт
Что ж ты не ищешь разгула, разгула,
Что же обводишь взглядом слепым
Туфли из Гавра. Бюстгальтер из Дувра.
И комбинацию с Филиппин?
Вот ты от сраму, от сраму, от сраму
Прячешься в комнатке мёртвой своей.
Вот вспоминаешь про маму, про маму
Вот вспоминаешь вообще про людей.
Бабою плачешь, плачешь, плачешь,
Что-то кому-то бежишь покупать.
Тихая, нянчишь, нянчишь, нянчишь
Чьих-то детишек и плачешь опять.
Что же себя укоряешь нещадно?
Может, действительно, Бог для людей
Создал несчастья, несчастья, несчастья
Чтобы мы делались чище, добрей?!
Она была первой, первой, первой
Кралей в архангельских кабаках.
Она была стервой, стервой, стервой,
С лаком серебряным на коготках.
В Архангельске всем поэтам было счастье. Они не раз и не два приезжали сюда на передышку от столичных бурь, дрязг, неурядиц.
<…>
Мои сверстники жили при всякой власти. При советской. Теперь вот при никак не определившейся с названием. Капиталистической или всё же какой? Государство решило: такие-то граждане страны Российская Федерация, с конкретными фамилиями, именами отчествами, являются одновременно иностранными агентами. Новое законодательство первой трети первого века нового тысячелетия требует каждый раз, печатно публикуя фамилию таких граждан России, отмечать особым печатным значком «астериск». Типографский знак, переводимый с древнегреческого, как «звёздочка». Каких только звёзд и звёздочек мир уже не видел…
<…>
Дата, когда Владимир Высоцкий был в доме по улице Гагарина, 2, установлена точно. Концерты барда в Архангельске состоялись 13 и 14 марта 1968 года. Поздний вечер между этими встречами с архангельской публикой Владимир Семенович и провёл в «сталинке», в квартире Ляли Турусиновой. 13 марта здесь собрался тесный, всего несколько человек, круг почитателей творчества Высоцкого. Компания незабвенной Ляли, Ларисы Владимировны Турусиновой — подлинная богема, с любопытством ко всему новому, неформальному, не разрешенному в Советском Союзе той поры: джазу, авангарду. У Ляли это сочеталось с энциклопедическим знанием фольклора, народного творчества Русского Севера.
В тот вечер у Ляли Высоцкий пел мало, зато много и охотно читал из запрещенных в СССР Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама. Сказать, что его декламацией были потрясены — не сказать ничего. Вечер с поэтом в кругу его почитателей Лариса Владимировна всю жизнь считала главной встречей своей судьбы. После которой не жалко и помереть.
В Москву Владимир Семенович увез традиционные для наших мест вязаные варежки. Ляля подарила. Эти варежки совсем неожиданно всплыли почти через двадцать лет. Высоцкого лет пять, как не было в живых. В восьмидесятые председателем на Архангельское телевидение пришёл Николай Кочуров. Один из немногих, кто способствовал, чтоб на телеэкранах появлялось самое интересное из истории и жизни города и области. При нём, по предложению Саши Сутырина, в 1985 году Архангельское государственное областное телевидение «Поморье» сделало своего рода уникальную передачу. Саша Сутырин, Володя Ануфриев и Витя Коноплёв в Москве, в доме артиста, сняли встречу с мамой Владимира Высоцкого. Нина Максимовна рассказывала:
— Помню, как Володя вернулся из Архангельска. Ему там очень понравилось.
И совсем неожиданно:
— Он ещё варежки привёз. Такие красивые. И такие тёплые-тёплые. Сказал, настоящие северные, архангельские…
Ляля, Лариса Владимировна Турусинова, в памяти старшего поколения архангелогородцев прошлого века осталась персоналией именно городской культуры. Человек джаза, колоритная, темноокая, эффектная брюнетка одним своим появлением создавала вокруг атмосферу свободы и, если хотите, творческой вседозволенности, что в советские времена было сродни диссидентству из соцреализма.
Я оказался в её квартире через девять лет после великого поэта и барда.
<…>
Тогда-то я и встретился «с осколками сталинской номенклатуры», доживающими свой век в доме по Гагарина, 2. Тот советский Новый год мы провели не совсем по-советски. Думаю, он запомнился и жильцам Лялиного подъезда. Когда куранты отбили полночь, выпили по бокалу шампанского, получили по куску торта и… отправились поздравлять Лялиных соседей! Конечно, никто никого не знал.
Мне досталась квартира, в которой долго не отвечали на звонок. Когда отперли, я почувствовал неловкость: старичок со старушкой, явно разбуженные моей нахальной настойчивостью, были в спальных пижамах и не сразу поняли, кто я, что я? Когда сообразили… расплакались. Усадили на кухне, суетились, у самих же по старческим морщинам безудержно непроизвольно текли слезы. Я был обескуражен. Оказалось, они очень старые, хозяева этой квартиры. Настолько старые, что все друзья-ровесники давно умерли. И даже дети старые, живут на другом конце страны, приехать не позволяет нездоровье. Пятнадцать лет эти старики не праздновали Новый год! 15 лет! Не наряжали елку, не покупали праздничный торт. Никого не поздравляли, не слышали в свой адрес: «С Новым годом!» Тихо, буднично ложились спать. Просто ложились спать. 15 лет без Нового года…
Но когда-то было иначе. Старики раскрыли старый, пропахший лекарствами из шкафа, фотоальбом. Тут уже «поехал» я. Представляете, эти двое, 15 лет не праздновавшие Новый год когда-то организовывали самую первую елку в Архангельске!!! Сталин разрешил советским детишкам официально праздновать Новый год, и в Архангельске сделали первую официальную елку.
А проводила её вот эта сухонькая старенькая, сидевшая передо мной пара. 1936 год. Я был столь ошеломлён, что упустил подробности, ни черта не спросил. Помню только, говорили, на первой новогодней ёлке не было деда Мороза и Снегурочки. Звезда на макушке была, а деда Мороза не было…
Эх, ну, нет у истории сослагательного наклонения! Тот случай, то знакомство — одно из самых больших моих житейских сожалений. Безумно хотелось бы вернуть ту новогоднюю ночь, увидеть стариков, расспросить о первой советской архангельской ёлке подробнее, в деталях. А я, по молодости рок-н-рольных лет, даже запамятовал, как их звали. Сколько-то помнил, потом выпало, и навсегда. Потрясающая история, одно из самых печальных сожалений в жизни о собственной безалаберности. Наверное, когда-нибудь так же буду жалеть объёмный архангельский фото рок-архив, утраченный во время многочисленных переездов.
Моим приятелям в тот новогодний вечер у Ляли Турусиновой исторически повезло не так, но одно приключение, случившееся на Гагарина, 2, по остроте закрученного сюжета просто рвётся на страницы. С участницей Первого совета Архангельского рок-клуба, завучем музыкальной школы и преподавателем сольфеджио едва не случилась истерика.
Всегда застегнутая на все пуговицы, в узкой юбке на пять сантиметров ниже колена, стиль: белый верх, черный низ, она являла музыкальной школе концентрацию строгости, неприступности, принципиальности. Но у Ляли в новогодней квартире свобода же! Гулять, так гулять! И Леночка лихо взбила волосы, подоткнула юбку до мини, завязала кофточку на пупе узлом, оголив прелестный животик. В таком виде вышла на лестничную клетку, нажала кнопку звонка, открылась дверь и… обморок!
На пороге стоял её самый тупой ученик по сольфеджио. Родителей двенадцатилетнего оболтуса Лена регулярно вызывала в школу и «песочила», почём зря. Парнишка опешил, но ненадолго. Изнутри квартиры донеслось:
— Кто там?
— Па, ма, к нам Елена Васильевна пришла. Голая!
— Не неси чушь, что ещё за Елена…
Из гостиной вышли, увидели деву в дверях и поперхнулись. Но справились:
— Проходите, Елена… Васильевна… Рады…
Нашу красавицу, «не живу, не мёртву», повели в комнаты, открыли дверь гостиной, и тут она почувствовала пронзительную, до холодных мурашек по спине, пикантность собственного явления в новогоднем мини-костюмчике. За столом сидели папа и бабушка оболтуса, а также директор её школы и заведующая РОНО. С супругами!
— С Новым годом, с новым счастьем, — пролепетала наша строгая скромница.
— И правильно, — заорал папа оболтуса. Скоропостижно налил всем «по полной» и буквально вытащил в хоровод: «Маленькой ёлочке холодно зимой». Чем и спас положение. Леночка очухалась, взяла бразды в свои руки, вытянула хоровод на лестничную клетку, завела в квартиру Ляли, чей папа был известным хирургом.
Никогда мы так не смеялись. Такой вот чудесный Новый год. Кажется, 1979-й.
Однажды Ляля спасёт первый несоветский советский Архангельский рок-клуб (Ленрок-клуб появится тремя годами позже нашего, Свердловский — двумя, а Московская рок-лаборатория нам вообще во внучки годится) от серьёзных обвинений в антисоветчине. Расскажу, когда подойдём к зданию на Троицком, где всё и происходило. Сама же Лариса Владимировна, увы, покинет свою богемную квартиру. Но всю жизнь будет о том сожалеть, грустно шутя над своими объёмами:
— Хожу по разнесчастной хрущёвке, попой углы околачиваю. А деньги давно кончились…
Ляля тяжело болела, жить становилось труднее. И они с мамой поменяли любимую «сталинку» на пресловутую «хрущёвку», с доплатой.
До последних дней Лариса Владимировна Турусинова оставалась для творческого Архангельска всё той же Лялей. Богемой. Свободой. Символом.
Продолжение следует