Предисловие

Представьте, что случилось невиданное. Нежданно-негаданно, без всяческого предупреждения, без анонса, без кортежа из нескольких матово-чёрных машин в Архангельск на один день приезжает председатель Правительства Российской Федерации Михаил Владимирович Мишустин. Причём, заметьте, не прилетает, а именно приезжает, инкогнито, в одного, да не на личном или правительственном транспорте, а в поезде Москва — Архангельск. 

И знают об этом приезде всего несколько человек: сам Мишустин, его близкое окружение, а также простой житель столицы Архангельской области — Михаил Майстренко, волею судьбы оказавшийся проводником высокопоставленного чиновника по улицам духовного, культурного и нравственного центра Русского Севера.

Весь этот, а также последующие чуть ниже тексты выдуманы, никакого отношения к реальности не имеют, за исключением того, что Архангельск — настоящий, и то, что происходит в его нутре — тоже настоящее.

Сама структура

Утро

Утро понедельника в Архангельске чаще всего хмурое, чем солнечное, даже летом как-то противно. Особенно когда ты оказываешься на Привозе. Чем ближе к вокзалу, тем мрачнее. Даже дворники попрятались от греха подальше. А были ли они?

Что же скажет премьер? Ладно, думаю, разберёмся.

Мишустин едет в СВ за 16 тысяч рублей. В поезде скорее всего жарко, ночью кондёр работал как сумасшедший, везде гремели стаканы с ложками, и премьер вылезает на поморостоличную землю изрядно измятый. Чуть не оступился, ведь между перроном и вагоном какой-то гений строительной мысли оставил метровый зазор, но всё закончилось благополучно. 

Поздоровались. После поездки надо прийти в себя, поэтому спешим в ближайший «Старфудс» за чашечкой кофе и какой-нибудь булочкой. Мишустин озирается: на привокзальной территории у перрона полторы скамейки и две с половиной урны; сам вокзал страшен, как задница престарелой коренной жительницы Северной Америки, которая большую часть жизни баловалась фентанилом. Внутри вокзала мрачно, а снаружи, внизу, царит ощущение, что будто бы не доблагоустроили и работы продолжаются. Возле остановки асфальт треснул по швам, у павильонов с двух сторон бардачина, торчит земля, везде лужи и грязь, а Бомж Степаныч дремлет, облокотившись на столб.

В «Старфудсе» пьём кофе, закусываем невзрачной булочкой. Приглашаю Мишустина поразмять ноги и немного пройтись, и премьер соглашается. Но вдоль Воскресенской или разбитыми дворами я его не поведу: несмотря на то, что это буднее утро, можно смело наткнуться на гопшу или солевых сомелье. 

— Не хотите ли посетить улицу имени героя Советского Союза, лётчика-космонавта, первого человека, совершившего полёт в космос, Михаил Владимирович?

— С удовольствием, Михаил Леонидович.

И мы шагаем сначала вправо по Дзержинского, там и сям наблюдая ямы, полузакатанный асфальт и серые, однотонные дома вперемешку с гаражными кооперативами и подстанциями, и выходим на улицу Гагарина. По глазам Мишустина вижу, что он начинает вступать в фазу лёгкого удивления. Говорю ему, что асфальт здесь закатывают стабильно раз в пару лет, а раза два-три в сезон дорожное полотно разрывают на части, потому что трубы не менялись ещё с советских времён и регулярно прорываются. Слово «прорыв» в нашем городе — это вам не это.

— А часто ли в Архангельске происходят отключения благ цивилизации, Михаил Леонидович? — спрашивает меня Мишустин.

— Не проходит ни дня, чтобы что-то не отключали, Михаил Владимирович, — отвечаю премьеру я, не скрывая ничего, ибо в правде — истина.

Дойдя до тех самых, я не побоюсь этого слова, легендарных деревянных домов, которые уже по самые окна первых этажей вросли в землю, мы останавливаемся, чтобы чуть-чуть передохнуть и лицезреть потрясающего вида урбан. Вдалеке, за областной больницей, маячит Шанхай; очертания соломбальских новостроек не вызывают чувства достоинства; наискосок виднеется Ломоносовский парк; пересечение Тимме и Гагарина напоминает Белград после атаки НАТО. Куда двинуть дальше? Конечно же, в центр. 

Шагаем туда как по пересечённой местности. То яма, то канава, но квадрат Обводный — Гагарина — Троицкий — Воскресенская отнюдь не подходит ни под одну токийскую префектуру. Петляем между Советских Космонавтов, Ломоносова, Троицким, ходим дворами. Мишустин то улыбается, то изумлённо молчит; то хмурится, то говорит, что не так представлял себе деревянные мосточки. Попутно я показываю ему останки былой цивилизации: деревянные дома, наблюдающие за северянами пустыми глазницами сгоревших окон, пустыри на месте снесённых домов, какие-то земляные навалы — они тоже раньше были домами, кусок кирпичной стены в 10 метров высотой…

Вокруг часто встречались горы мусора. Это безответственные граждане, жители Архангельска так старались. Там посидели — кинули бутылку, там постояли — наплевали и накидали семечной шелухи. Настоящие свиньи! Поморье-то не помойка, однако.

Но мы разговариваем о высоком. Как быть и что делать, куда податься и почему на Руси жить хорошо — самые горячие темы для беседы. Два Михаила, безусловно, нашли про что поговорить, и одним только городом, или областью, или страной, или всем миром разговор не ограничивается. Тут вам и прошлое, и будущее, и связь поколений, и скачки экономики, и даже астрофизика.

За диалогами мы прошли почти весь этот целый квадрат. Заглянули в парк, а возле Вологодского кладбища наткнулись на болотину. «Зато памятник первому губернатору Поморья недавно открыли», говорю я Мишустину и приглашаю его протопать чуть поперёк — вдоль улицы Вологодской. Премьер подивился, как можно было так «прекрасно» закатать асфальт и тротуар, что на пересечении упомянутой улицы и проспекта Ломоносова каждый раз после дождя возникает огромная лужа. «Понравились» Мишустину и болотце возле снесённого дома, и ещё один дом, от которого остался огромный земляной пласт, и болото возле чуть живой деревяшки, в которой ещё проживают жители России, и ещё одна деревяшка, стоящая под углом, и разбитая внизу набережная.

О, оценил премьер и Гайдара, особенно отметив практически полное отсутствие зелени и сияющие кругами древесные пни подле детского сада. Между «Макси» и «Магнит Косметик» на перекрёстке с Обводным каналом уже который год снуёт Бомж Иваныч. На вопрос Мишустина о том, почему он не найдёт себе работу, Бомж Иваныч прошепелявил, что у него уже есть работа. «Хм», хмыкнул премьер, и мы пошли дальше. 

День. Центр города

Наскоро перекусив шаурмой из заведения «Ла-ваш», заворачиваем на улицу Логинова, которая больше подходит под название «Улица Разгромная»: и слева, и справа, и на аллее, и конечно же на Обводном канале регулярно встречаются разрытия, валяется асфальт, а бедняга Обводный чадит трубами из своего чрева. У Добролюбовской библиотеки всё разрыто так, будто эту часть города на пару минут перенесли в осаждённый нацистами Сталинград в 1943-м году. Пара рабочих курит, из портативной колонки играет нечто, даже отдалённо не напоминающее музыку; возле Храма Успения Божией Матери молодые играют свадьбу; по самой Набережной резко проносятся сумасшедшие самокатчики и не менее сумасшедшие водители, даже не сбавляющие скорость на пешеходных переходах. 

К слову, пешеходников по набережной крайне мало, и это мы с Мишустиным отмечаем. Пешеходы же вместе с кошками и собаками перебегают дорогу абсолютно везде, и даже проезжающая мимо машина ДПС ничего им за это не предъявляет. Все всё понимают: нет переходов — выкручиваемся, как можем. 

Рассказываю Мишустину, что в Архангельске есть несколько улиц, которые, по воле неизвестного хранителя поморских земель, должны «страдать»: Обводный канал, Гагарина, Шубина, Советская улица в Соломбале, Краснофлотская там же, Карпогорская тоже до недавнего времени была в их числе. Мишустин ворчит: недоволен. 

Быстро проскочили мимо домов, которые по невесть какому указанию стали вдруг «памятниками», а сами еле стоят, а также мимо точно таких же обгоревших, кривых деревяшек, которые почему-то «памятниками архитектуры» не стали, и попадаем вновь на Воскресенскую. Мишустин удивляется: как же так, мол, ведь мы уже видели Воскресенскую и она была безобразна, а эта вроде бы даже и ничего… Хотя, вот, по тротуарам будто стабильно колотят огромным кузнечным молотом.

Поясняю: град Архангельск — это вам не это, Михаил Владимирович, тут у медали не две стороны, а гораздо больше. Мишустин ухмыляется. 

Сворачиваем на Троицкий проспект. Но в здания правительства, областного Собрания или городской Думы мы заходить не собираемся — что там делать? Таких строений и бумагомарательных клерков Мишустин видел на своём веку неисчислимое количество раз, так что нечего на это всё лишний раз пялиться. Поэтому мы движемся в сторону старого МРВ. Премьер заметно повеселел, потому что облик города будто бы стал получше… Но ненадолго. 

На Поморской вдруг нашлась яма. На Чумбаровке через десяток-другой метров кто-то что-то копал. Участок вдоль набки, ставший с недавнего времени «деловым центром», вроде неплох, но вдруг мы наткнулись на огромную кучу неведомо чего посреди песочно-земляного пустыря.

Между торговыми центрами, огромными человейниками и деревяшками лютый контраст, но это не самое страшное. Страшно то, что асфальт в некоторых местах просто лопнул, а в других он ещё и встал на дыбы. Что пандусы для людей с ограниченными возможностями для этих самых людей не приспособлены, и что по улочкам инвалиду без сопровождения не проехать и, как бы это печально ни звучало, не пройти. 

— А что это там за огромная, гигантская яма прямо на всю проезжую часть, Михаил Леонидович? — спрашивает, чуть прищурясь, Мишустин.

— А это площадь Профсоюзов, Михаил Владимирович, и её копают уже много лет, — отвечаю я премьер-министру РФ.

— И что, много ли нашли там артефактов, предметов старины? 

— Да, целую бревенчатую мостовую, какой-то крестик, три монеты XIX века, какой-то короб… Безусловно, это именно то, ради чего стоит перекрывать одну из главных дорожных артерий города на столь долгое время, Михаил Владимирович.

— Вы бесконечно правы, Михаил Леонидович. Пущай копают, чего уж тут.

Эх…

Кое-как прошли мимо всего этого земляного безумия. Прошли мимо того места, где когда-то стояли ларёчки с вкусной выпечкой. Прямо напротив возвышается грозное, монолитное здание, некогда бывшее Морским-речным вокзалом. Рассказываю, что здесь раньше был один из — уж простите меня, люди добрые, за этот термин! — центров притяжения для гостей города, а сейчас это просто какой-то неубираемый отстой. Зато деревья порубили, кусты выкосили, всё перекопали. Ладно хоть набережную аккурат до железнодорожного моста подшаманили, и на том спасибо. 

Предложил Мишустину перекусить в «Двинских зорях»: когда-то давно там была очень недорогая и очень вкусная столовая при Архангельском политехническом техникуме. Но, к огромнейшему нашему удивлению и моему разочарованию, больше там нет училища, и столовой той больше нет. Помянем.

Прошлись вдоль пруда, вокруг которого стоят общаги и некогда главный корпус ПГУ. Вокруг всё заросло бурьяном, здоровенные лопухи и репейник стоят выше роста российского баскетболиста Павла Подкользина. Покормили уточек чёрствым хлебом. Надо было где-нибудь отобедать, а так как столовая при библиотеке САФУ прикрыта на лето, то я предложил испытать прелести поморского транспорта и сгонять до Майской Горки. Такси «Яндекса» заломило цену номиналом в купюру с Петром Первым и стольным градом поморским; возмущению Мишустина не было предела. 

Мимо мелькали пожарная часть и новостройки, и из автомобиля действительно не было видно никаких проблем, царящих в городе. Неистовая благодать снизошла до нас, когда мы вкусили жареных куриных острых ножек в одной известной забегаловке. Но это был лишь перекус, и отведать поморскую трапезу я посоветовал Мишустину именно ближе к вечеру, а то она такая сытная, вкусная да умиротворяющая, что после неё тяжело передвигать ногами — не то что думать. Премьер был полностью со мной согласен. 

Майская Горка понравилась и мне, и Мишустину. Действительно, это динамично развивающийся район: много новостроек, улицы и придомовые территории в надлежащем состоянии (за исключением пары дворов уже ближе к Варавино), всё ширится и высится. Люди гуляют, вокруг много парков. Вечерело; смеркалось, но было ой как хорошо. Ну, за исключением того, что из кустов возле Майского парка вылетели целые стаи комаров и начали грызть всех без разбора, всё было чинно, мирно и, надо сказать, даже благородно. 

Но ямы и колдобины нет-нет да и попадались нам на глаза. Мы прошлись вдоль Ленинградского — неплохо; дворами петляли между лесозаводами — хорошо, но, конечно, есть над чем работать; я показал на деревянные дома: большинство из них выглядят достаточно сносно, если не сказать прелестно. С резным орнаментом, ставнями, крыльцами, добротного вида двориками. Даже мосточки более-менее сохранились деревянные.

— Вам не кажется, Михаил Леонидович, что именно вот эти вот места — Майская Горка, номерные микрорайоны, Лесозаводы, — и есть самый настоящий центр Архангельска? — спросил у меня Мишустин.

— Кажется, и кажется уже давненько, буду откровенен, Михаил Владимирович, — киваю я премьеру. 

Вечер. Пора обратно

Дошли до Русанова, посидели в приятном сквере. Иногда из глубин подворотен появлялись пережитки прошлого Варавино-Фактории — люди-хитрецы в спортивных костюмах, но это уже были далеко не те товарищи, что лет 20 назад. Настал час возвращаться в центр, чтобы оттуда, поужинав, добраться до аэропорта. Я предложил премьеру испытать удачу и прокатиться на общественном транспорте; Мишустин был чрезвычайно рад этой идее. Однако бас на 42-м маршруте был до такой степени переполнен, что пришлось вспотеть буквально через минуту после втискивания в автобус. 

Но какой же русский не любит попариться, даже если и в общественном транспорте? Так и доехали до вроде бы как центра Архангельска. А потом кто-то открыл люк и несколько окошек — получилось даже с ветерком. Простыть и подхватить какой вирус на сквозняке никто не испугался. Мы — русские, мы всё преодолеем. 

А затем мы вновь очутились на уже перехоженных закоулках.

— Вот здесь, Михаил Владимирович, подают поморскую кухню для гостей города и для приблатнённых персон, — говорю я премьер-министру, показывая на одно злачное заведение.

— Почему же именно для гостей и почему, я извиняюсь, для приблатнённых персон? — вопрошает Мишустин.

— А вы на цены поглядите, и вам всё станет ясно…

«Господи Иисусе», — прошептал Мишустин, поглядывая на цифры в ценнике за блюда поморской кухни, которая, будем честны, ввиду названий кажется каким-то параноидальным вкусовым извращением, чем тем, что кушали обитатели наших земель энное время назад. Говорю премьеру, что это он ещё не видел поморских бургеров и поморских хот-догов, которыми угощали народ на самой архетипичной улице Архангельска — Чумбарова-Лучинского, и бутербродов с майонезом и шпротами на гастрофестивале «Еда поморская» возле Драмтеатра. У Мишустина пропадает аппетит после моих слов; он отставляет от себя какое-то блюдо то ли с мидиями, то ли с водорослями, просит чай и говорит, что уже и в аэропорт пора.

Соглашаюсь, ибо ночь, хоть ещё пока и не темна, но так или иначе полна ужасов — особенно в Архангельске, а раз уж приезд ограничивается одним днём, то поспешим же скорее в Талаги (но не в дурку, хотя…). Мда. Советую ехать на такси, потому что автобус едет медленно, и в Санкт-Петербурге проще добраться до Пулково через пробки, чем у нас на общественном транспорте до аэропорта им. Фёдора Абрамова.

От ценника на четырёхколёсного друга человека, пойманного голыми руками, что в столице Поморья дивная редкость, премьер приходит в смятение, но деваться некуда. Мы едем, проносясь мимо бульваров-пустырей и гигантских озоновых и фитнесовых билбордов, напечатанных с ошибками; сразу же за онкологическим центром попадаем на ремонтируемую эстакаду и оказываемся в пробке. 

— Не думал, что в Архангельске бывают пробки, Михаил Леонидович, — ворчит премьер.

— Это вы ещё утром тут да на Окружной не были, Михаил Владимирович, и в пятницу вечером не пытались выехать за город, в сторону Соломбалы, Сульфата, Малых Корел или к югу от ж/д моста, или вечером воскресенья не возвращались обратно, или не ехали из Северодвинска утром сюда или вечером в корабелоград отсюда… — ответил я Мишустину и многозначительно замолчал. Тот лишь покачал головой.

Но пробка рассосалась, и мы рванули на конечную точку. Аэропорт красив, ухожен, отремонтирован, чего не скажешь об остальной части посёлка Талаги, но нам некогда было смотреть на неё. В другой раз. 

Мы попрощались. Крепко пожали друг другу руки. Мишустин растворился в толпе убывающих из столицы Поморья в столицу нашей Родины людей. Я же умудрился заскочить в уже почти отходящий от аэропорта автобус. Не на такси же ехать, слишком уж роскошно за такие-то деньги!

Послесловие

Всё вышеперечисленное — явление чисто абстрактное. Можно списать это на иллюзию, на сон, видение — на что хотите, но факт остаётся фактом, и если бы вместо условного Михаила Мишустина был бы представлен, скажем, известный английский футболист Дэвид Бекхэм, а вместо меня, например, вышагивал рядом какой-нибудь гражданин Индии, студент СГМУ, то ситуация бы не поменялась. 

Потому что Архангельск остаётся точно таким же, как здесь и написано, и останется точно таким же, пока мы все — не только власть имущие, но и ответственные лица, и бизнес, и молодёжь, и люди в возрасте, и все остальные — не начнём, как говорится, с самих себя. Если мы будем делать всё нормально — то нормально и будет. И мы должны научиться друг друга слушать и слышать: власть должна слышать народ, а народ — власть, бизнес должен прислушиваться к чаяниям потребителей, а потребители — быть более коммуникативными. И так далее и тому подобное. 

Всё будет хорошо, это правда. Но вот когда — Бог знает. 

Михаил Майстренко