В этом году службе криминалистики в системе Следственного комитета РФ в нашей стране исполняется 70 лет.
Появление службы прокуроров-криминалистов и кабинетов криминалистики датируется 19 октября 1954 года. В этот день прокуратурой СССР была утверждена Инструкция о работе прокурора-криминалиста. Институт прокуроров-криминалистов формировался в первую очередь из опытных следователей-наставников, имеющих за плечами внушительный опыт следственной работы.
Первая группа прокуроров-криминалистов тогда насчитывала всего 42 человека, на них возлагалась организационная и методическая работа по повышению качества следствия. На данный момент в каждом следственном управлении есть своё криминалистическое подразделение. В Следственном управлении СКР по Архангельской области и Ненецкому автономному округу сейчас несут службу 11 следователей-криминалистов и 1 специалист-полиграфолог.
Их основная задача — оказание практической и методической помощи следователям при раскрытии и расследовании тяжких и особо тяжких преступлений, а также преступлений прошлых лет, то есть дел, представляющих особую сложность.
В последнее время можно всё чаще видеть в СМИ и соцсетях сообщения о раскрытии преступлений, совершённых десятки лет назад.
Установление и привлечение к ответственности обвиняемых в совершении преступлений, независимо от давности их совершения, обеспечивает реализацию принципа неотвратимости наказания за содеянное и гарантирует восстановление социальной справедливости. Именно поэтому все нераскрытые преступления, даже те, которые на первый взгляд кажутся забытыми, находятся на контроле СКР.
Убийцы, маньяки и прочие негодяи, преступившие черту закона, должны понимать, что кару они всё равно понесут через год, два, три, десять и даже двадцать лет.
В преддверии семидесятой годовщины образования службы криминалистики в системе Следственного комитета России наш журналист пообщался со старшим следователем-криминалистом отдела криминалистки Следственного управления Следственного комитета РФ по Архангельской области и НАО Александром Сухановым.
— Как вы решили связать свою жизнь с криминалистикой?
— Получая высшее юридическое образование в Поморском государственном университете, я проходил практику на тот момент в Котласской межрайонной прокуратуре, затем в следственном отделе в Северодвинске. Понравился поисковый характер следственной работы: докопаться до истины, разобраться в ситуации. Собираешь информацию по крупицам, по различным следам — идеальным, материальным, цифровым — приводишь всё к общему знаменателю и устанавливаешь, что произошло.
В 2009 году я пришёл на работу в качестве следователя Холмогорского межрайонного следственного отдела регионального СУ СКР, затем в 2016 году перешёл в отдел криминалистики следственного управления, где работаю уже 8 лет.
— То есть сначала вы были следователем, затем следователем-криминалистом. Это можно рассматривать как повышение?
— Тут надо говорить в двух ключах. С одной стороны, это повышение в карьерном плане, но сама по себе работа несколько иная. Следователь расследует уголовное дело от начала и до конца с принятием процессуальных решений. Следователь-криминалист оказывает практическую помощь, не принимая дело к производству, но может самостоятельно проводить отдельные следственные действия.
Грубо говоря, следователь любого территориального отдела через руководителя отдела криминалистики даёт поручение криминалисту. И он в свою очередь помогает коллеге проводить следственные действия, делится своим опытом.
— Как вообще выстраивается ваша работа? Вы приезжаете на место преступления и что происходит дальше?
— Уголовные дела о преступлениях расследуются различными следственными органами в зависимости от подследственности, установленной Уголовно-процессуальным кодексом РФ. Соответственно, следователи СКР занимаются в том числе убийствами, причинением тяжкого вреда здоровью, повлёкшим смерть потерпевшего, преступлениями против половой свободы и неприкосновенности, деликтами, совершёнными должностными лицами, общественно-опасными деяниями несовершеннолетних и в отношении них.
При поступлении в дежурную часть полиции сообщения, к примеру, об обнаружении трупа собирается следственно-оперативная группа, куда входит ряд специалистов: помимо следователя и следователя-криминалиста — это сотрудник уголовного розыска, эксперт-криминалист МВД, который полномочен проводить экспертизы — не надо путать со следователем-криминалистом.
Задача следователя — выехать в составе группы, «отработать на месте происшествия». Сориентироваться, найти следы, предварительно определить с помощью судебно-медицинского эксперта время причинения телесных повреждений и наступления смерти, переворачивали ли тело, в каком месте причинили повреждения, есть ли на месте происшествия камеры видеонаблюдения, имеются ли следы пальцев рук и биологические следы, свидетели и так далее.
Группа находится на месте до тех пор, пока не появится определённость и ясность в том, что произошло. Необходимо осмотреть всё до мельчайших деталей.
Если мы имеем дело с трупом, — есть методики определения давности наступления смерти по трупным изменениям. Например, выяснилось, что человек был убит с 3 до 9 часов. Далее смотрим камеры наблюдения, если таковые имеются: кто приходил и уходил в это время. Есть ли свидетели? Горел ли в помещении свет на момент обнаружения трупа? Если горел — о чём это говорит? Значит кто-то приходил в тёмное время суток и свет включил. Если выключен, скорее всего человек пришёл под утро, когда было светло. Отсюда выясняем, где могут быть оставлены следы.
Любая полученная информация должна собираться и анализироваться — это мыслительный процесс. Уже исходя из неё, следователь выстраивает версии произошедшего. Их может быть множество, и любая из них должна подвергаться сомнению и перепроверяться.
— Как понять, что осмотр места преступления завершён?
— Как таковых временных границ нет. Всё зависит от объёма информации, которую можно получить на месте происшествия. Может быть 2 часа, может и 6 часов. Если масштабный осмотр, например, авиационное происшествие, то осмотр территории может затянуться на несколько суток и более.
— Можете рассказать какие-то подробности по делу об убийстве предпринимателя в Коряжме, которое произошло в 2002 году? О задержании преступников стало известно буквально месяц назад.
— Только в рамках той информации, которая уже звучала ранее в СМИ, потому что по указанному уголовному делу идёт активная стадия работы. На подразделения криминалистики возложены, в том числе, обязанности применения новейших научно-технических достижений в области криминалистики. В разрезе этого уголовного дела мы можем говорить об экспертных исследованиях, в данном случае речь идёт об ольфакторной (запаховой) экспертизе.
— То есть на орудии преступления запах может храниться несколько десятков лет?
— Да. Это зависит от разных факторов. Условия хранения, обстоятельства совершения преступления, наличие крови и так далее.
— Правда, что кровь убитого может сохранить в себе запах убийцы?
— Можно так сказать. Кровь жертвы способна «запечатать» запах преступника. И как раз одорологическая и ольфакторная экспертизы — об этом.
— Как это работает? Орудие преступления, кровь жертвы, её одежда, иные предметы, находящиеся на месте, исследуются, обнаруживается некий след. Как следователи выходят на преступника? Он уже должен был привлекаться, чтобы его геномный материал хранился в базе данных?
— Если есть подозреваемые, то мы берём у них соответствующие образцы и сравниваем их с тем, что обнаружили на месте преступления.
— Возвращаясь к коряжемскому преступлению: как вышли на убийц?
— Они уже попадали в поле зрения по тому уголовному делу, но доказательств причастности на тот момент не было. Именно прогресс и возможности проведения новых экспертных исследований, таких как ольфакторная экспертиза, позволили нам установить их причастность к преступлению.
— Что делать, когда ясно, что дело тёмное? Следов нет или их минимум, подозреваемых тоже.
— При необходимости проводится повторный выезд. Одно и то же место происшествия можно осматривать множество раз и находить всё новые «артефакты».
Следователь исходит из той информации, которая поступила ему изначально. Через промежуток времени могут появиться ещё какие-то сведения, например, показания очевидцев, и мы снова выезжаем на место и проверяем уже полученную информацию.
— Какие ещё есть новые технологии в криминалистике, помимо уже озвученной запаховой экспертизы?
— Молекулярно-генетическая экспертиза. Она не столько новая, сколько эффективная. К тому же, генетика, как наука, также не стоит на месте. Индивидуальный «геномный код» — генетические признаки неповторимы, как и папиллярный узор. В 2017 году произошёл пожар в квартире в Коряжме, обнаружили труп женщины 1935 года рождения с признаками насильственной смерти. Долгое время преступление оставалось нераскрытым.
На месте тогда обнаружили предполагаемое орудие преступления — молоток. Была проведена генетическая экспертиза, которая показала, что на нём имеется смешение генотипов, но выделить конкретный генотип преступника в то время не удалось.
В дальнейшем, как и по другим делам прошлых лет, эти материалы повторно изучили и приняли решение назначить новую экспертизу. С новыми знаниями и технологиями эксперты смогли выделить генетический профиль преступника, а дальше оставалась рутинная работа — найти злодея. Так как с места преступления были похищены ценности, стали отрабатывать тех, кто ранее уже был судим за имущественные преступления — сплошным «чёсом», в итоге получили и исследовали образцы буккального эпителия более чем у 400 человек. По одному из них обнаружилось совпадение. С подозреваемым начали работу, и он сознался в содеянном и даже признался следователю, что на душе стало легче, когда за ним пришли. В последующем он предстал перед судом и ему было назначено наказание в виде длительного лишения свободы.
— Сколько сейчас остаётся нераскрытых преступлений в Архангельской области?
— Порядка 500.
— С какого периода?
— С 70-х годов.
— Есть такое выражение: преступник на месте преступления всегда оставляет следы. Это правда или есть совсем безнадёжные случаи?
— Следы остаются всегда. Другое дело, как их найти. Всё зависит от квалификации следователя и других лиц, которые ему помогают. Это вопросы внимательности, знаний и профессионального отношения к работе.
В криминалистике есть идеальные и материальные следы. Материальные — это те следы, которые отображаются на объектах материального мира: отпечатки, запах, кровь и так далее. Идеальные — те, которые остаются в памяти людей.
У преступника нет шапки-невидимки. Всё равно кто-то его видел, и он оставил следы.
— Самый жуткий момент, с которым вы сталкивались в работе?
— Самое страшное — это гибель детей. Ко всему остальному, наверное, привыкаешь.
Помню, в 2014 году, работая следователем, я выезжал на озеро Медвежье Плёсо в Холмогорском районе, где обнаружили 5 трупов. Картина была жуткая.
— Сталкивались с чем-то мистическим, необъяснимым?
— Мистики не было, но есть странные случаи, когда пропадают люди. Бывает так, когда вроде всё, что можно, проверили, а человек словно испарился. Понятно, что у него не выросли крылья и не инопланетяне забрали. Но такие исчезновения в практике присутствуют.
— К слову про безвестные исчезновения. 20 лет назад Евгений Драчёв — генеральный директор Соломбальского ЛДК, крупнейшего в Европе, бесследно исчез по дороге из аэропорта Шереметьево. До сих пор «нет ни тела, ни дела».
— Подробностей исчезновения я сообщить не могу, в то время много было совершено преступлений в обозначенной сфере. Напомню, что недавно было раскрыто убийство депутата Архангельского областного Собрания Юрия Медуницына, совершенное почти 20 лет назад.
В то время было много взаимосвязанных криминальных историй, и исчезновение Драчёва, по одной из версий, может быть связано с переделом сфер влияния. Но так как он исчез на территории Москвы, то и дело находится в столичном управлении СКР. Похитили Драчёва или убили — до сих пор неизвестно.
— Ещё один резонансный случай, произошедший в 2007 году: бывший сенатор Сивков утонул у Бревенника во время рыбалки. Это была всё-таки случайность или насильственная смерть?
— Исходя из той информации, что я владею, по данному факту вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. В связи с личностью Сивкова много выдвигалось версий произошедшего, все они проверялись, но сведений о криминальном характере произошедшего получено не было.
— Не правильнее ли сосредоточить силы на свежих преступлениях, а не на совершённых 20 или 30 лет назад?
— По «новым делам» работа, конечно, в приоритете. Мы должны расследовать их максимально качественно, чтобы не переносить потом в разряд преступлений прошлых лет. А что касается преступлений, совершённых в прошлые годы — преступники должны понимать, что наказание неотвратимо. Даже спустя несколько десятков лет правосудие их настигнет, и виновные понесут наказание. Недаром девиз криминалистической службы Следственного комитета РФ звучит на латыни как «Quidquid latet apparebit, Nil inultum remanebit» — всё тайное станет явным, ничто не останется без возмездия.
— Присутствует ли в вашей работе элемент удачи? Например, в последний момент обнаружили ту или иную улику или случайно наткнулись на свидетеля преступления? Или всё-таки это результат кропотливого труда?
— Я считаю, что элемент удачи присутствует в жизни каждого человека. Бывает, что спустя большое количество времени мы находим какие-то следы, которые не обнаружили другие следователи, предположим, 10 лет назад. Но удача тут заключается скорее в том, что эти следы сохранились.
— Где вы находитесь чаще: в поле или в кабинете?
— Если мы говорим про деятельность криминалиста, то в ней много «кабинетной» аналитики, но сбор первоначальной информации, как вы выразились «в поле», также занимает достаточно времени. Важнейший момент — документирование. Важно не только найти следы, но и правильно их закрепить, запротоколировать, назначить по ним экспертизы, чтобы потом они обрели силу доказательств, с которыми будет работать суд. Львиная доля работы как раз происходит в кабинете, где следы превращаются в доказательства.
— На месте преступления вы всегда в перчатках или это миф?
— Всегда нужно работать в перчатках и масках, чтобы не оставить своих собственных следов на объектах. По делам двадцатилетней давности, бывает, находятся, в том числе, и генотипы тех сотрудников, что находились на месте происшествия и оставили свои следы.
— Вам снится работа? Думаете о ней, когда приходите домой или стараетесь оставить всё за порогом?
— Иногда снится. Все люди, все мы переживаем и видим сны. Сны — это отображение реальности.
Не думать о работе невозможно. Но, конечно, я стараюсь разграничивать её и дом. В нашей работе много негатива, сталкиваемся с неприятными вещами, и далеко не обо всём могу и хочу рассказывать близким.
— Криминальные фильмы или книги любите?
— Люблю читать классику. Особенно Достоевского. Часто его перечитываю.
— «Преступление и наказание»?
— В том числе. У Фёдора Михайловича много глубоких и интересных произведений. И в них находишь ответы не только на какие-то глобальные или внутренние вопросы, но и рабочие.
— Есть опасности в вашей профессии?
— Следователь, как понятно уже из слова, работает со следами, с последствиями преступления. Если мы говорим об убийстве, первым на место приезжает участковый или сотрудник ППС, получивший сообщение. И его первоначальная задача — обеспечить охрану место происшествия и дожидаться приезда следственно-оперативной группы. Если это какой-то отдалённый район, то бывает она добирается туда часами.
Гораздо опаснее работа наших коллег, которые прибывают первыми на место преступления и обеспечивают там безопасность. За это им огромная благодарность. Для нас же главная опасность — утратить следы.
— А что самое сложное?
— Наверное, в том, что мы должны получить информацию в любой ситуации и от любых людей. Бывает, что люди находятся в стрессе и не хотят говорить, либо очевидец преступления — ребёнок. С людьми нужно найти общий язык и получить необходимую информацию. Не всегда это получается, в этом сложность.
Пользуясь случаем, хочу поздравить с праздником всех своих коллег-криминалистов и пожелать крепкого здоровья, семейного счастья и «творческих успехов».
Беседовал Максим Волов