Во времена ранних двухтысячных Андрей был совершенно другим человеком. По крайней мере, снаружи. Но уже тогда в нём проявлялся тот самый Древарх, к которому мы привыкли — с призывами садить деревья и манией менять личины (или личности).
Было в нём что-то от Калигулы. Поговаривали, что ещё в начале двухтысячных месье знал толк в извращениях. Тогда к нему относились с лёгким пренебрежением, но пониманием — мол, с кем не бывает. Но никто не подозревал, что это только начало.
За прошедшие годы дерево успело полюбиться, надоесть и снова полюбиться Архангельску настолько, что сейчас даже немного скучновато без человека в тоге с мигалкой на голове.
Желаем многоликому дереву долголетия баобаба, гибкости лозы, миниатюрности бонсая, аромата ели и ума дуба.