Режиссёр: Рой Андерссон.

В главных ролях: Мартин Сернер, Джессика Лотандер, Татьяна Делоне, Андерс Хелльстрём.

Премьера: 25 июня.

Мы все уже умерли. Победно трубит Гавриил, пронзительно поют ангелы, в небе по-чеховски сверкают алмазы, бок о бок с нами, грешными, кружат херувимы и серафимы. Эсхатология Иоанна Богослова оказалась несостоятельной: никаких всадников апокалипсиса, вавилонской блудницы, звериных чисел.

Печальные предсказания Триера и Содерберга тоже не сбылись. Может быть, мир и провалился в тартарары, но без разрушительной бойни и раскуроченной планеты обошлось. Проводником в новом Иерусалиме будет Рой Андерссон, а его новейший завет будет называться «О бесконечности».

Теперь над этой распятой и воскресшей в третий день Землей, как и в первые дни творения, носится дух. Воплотился он уже не голубкой с оливковой ветвью в клюве, как в Ноевы времена, а двумя обнявшимися влюбленными. Ведь кто же еще, как не Он и Она, — первопричина всего сущего?

Не они ли некогда нарекли плоды и травы, зверей и птиц, вкусили с древа познания добра и зла, устыдившись, покинули Елисейские поля, и, быть может, с горем пополам, а, пожалуй, без сучка и задоринки обосновались в здешнем мире, довольно замысловато его оснастив и обустроив? Не они ли, в конечном счете, народили мальчиков и девочек, которые спустя некоторое время стали гордо именоваться человечеством?

Все истории начинаются одинаково. Да и действующие лица всем хорошо знакомы: пожилая супружеская пара и ссорящиеся влюбленные, медицинский работник и властолюбивый тиран, полноватый стареющий мужчина и нарядная бойкая дама.

Заветные детали скромного полупустого интерьера хорошо заучены: высокий пивной бокал, цветы в оберточной бумаге, крашеные гидроперитом волосы, бежевый макинтош.

Узнавание характеров и пространств обусловлены и поэтикой, и архитектоникой Андерссона. Вот он тот самый бар, в который бойко вваливается ватага солдат шведского императора Карла («Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни, 2014»), вот он тот самый серо-голубой вагон из рифленого железа, в котором пассажир прищемил руку («Песни со второго этажа», 2000).

Вот кабинет врача с массивным столом, заваленным историями болезни, кожаным креслом и модной абстракцией в раме на стене («Ты, живущий», 2007). Однако Андерссон не повторяется, аллюзии на свои же предыдущие фильмы ему смешны.

Эти бесплотные, незатейливые истории похожи на анекдоты, шаржи, сценки, наспех сделанные в карманном блокноте зарисовки, на хармсовские «случаи». Но все они противоречивы: грустно-комичные, напряженно-спокойные, трогательно-раздражающие, нежно-грубые. Такой характер эпизодов тоже намекает на все более и более проваливающийся в небытие мир.

Торжественной гибели хора не будет, и корабль не станет тонуть под громогласные фанфары и сверкающие фейерверки. Конец мира слишком очевиден и банален, чтобы быть помпезным. Конец мира — это герой, плачущий в долго стоящем на остановке трамвае.

Мир застыл, он ждет новых пассажиров — входите те, «кто замедлил до девятого часа, приступайте, нисколько не сомневаясь, ничего не боясь», и те «кто успел только в одиннадцатый час — не страшитесь за свое промедление». Может быть, найдется среди вас, задержавшихся, хоть один утешитель нашему герою. «Я не знаю, чего я хочу», — все повторяет и повторяет отчаявшийся.

Узнавание сыграло с нами злую шутку. В некогда целостном мире оно обеспечивало человеку иллюзорную, конечно, но все же уверенность: если он что-то узнал — то есть идентифицировал, присвоил, то это теперь уже не «нечто», а вполне конкретное «что-то», и так он приручал хаос, ставил на место разыгравшееся подсознание. Но мир, который должен был стать понятнее и проще, оказался еще более непредсказуемым и страшным.

Человек в новой картине мира Андерссона втиснут в пространство, поглощен и порабощен им. В кадре почти ничего не движется: мы слышим ветер, пение птиц, шум дождя, крики играющих детей, гул машин, писк валидатора, визг бормашины, звон бокалов, скрип оконных рам, но мир словно застыл; герои едва шевелятся, жесты их ленивы и вкрадчивы, походка медлительна и осторожна.

Они словно чего-то боятся: то ли жить, то ли пропустить эту самую жизнь. Камера тоже не решается к ним приближаться, довольствуется отстраненными общими планами, чтобы не помешать длиться бесконечному потоку энергии, коим все мы, в сущности, и являемся: о первом законе термодинамики рассказывает один из героев своей подруге, которая через миллионы лет предпочла бы стать помидоркой.

Пролетающие над уже не вечным миром влюбленные духи не дадут ответа — что делать. Один герой, чтобы спасти честь семьи, зарежет возлюбленную, другой под проливным дождем будет завязывать дочке шнурки на ботинках (как прийти на день рождения с милым букетиком и развязанными шнурками?), третий вдруг поймет, что ничего не может сделать с машиной, заглохшей на проселочной дороге.

А, может быть, ничего и не надо с ней делать — потому что все мы еще живы.

Ася Спиридонова. 

18+

Редакция благодарит компанию «Шестиозерье-лес» за поддержку рубрики «Культурный смотритель».